Том/Крис, строго в такой раскладке. Изначально Том принадлежал к рабочему классу, Крис был высокомерным обеспеченным аристократом - однако, произошла революция, и роли кардинально сменились. Теперь Крис находится в полной или частичной зависимости от Тома, а тот не упускает шанса отыграться за все.
Кинки: нон-кон, унижение, фиксация на классовой ненависти, возможно дополнительно насилие, ограничение подвижности и грязные разговоры.
Кинки: нон-кон, унижение, фиксация на классовой ненависти, возможно дополнительно насилие, ограничение подвижности и грязные разговоры.
1/4.
Больше всего Томас Уильям Хиддлстон, новый комиссар напоминал рыжего бродячего кота, который только что нашел в помойке рыбью голову и намеревался попировать, сидя на солнцепеке. Еще он смотрел входившим прямо в глаза, не так как прочие, будто пытавшиеся вообразить, что перед ними пустое место - и, на пару секунд, показавшихся очень долгими, это наблюдение стало прочным фундаментом для надежды, но затем тот раскрошился, просел, медленно рухнул да и сама надежда вместе с ним.
- Товарищ комиссар, тут без записи человек, но требует принять, - щелкнул каблуками Роберт Дауни - домовый распорядитель, неопрятный мужчина маленького роста, в форме будто принадлежавшей кому-то выше, но наскоро перешитой. Он склонился к плечу Хиддлстона и понизил голос: - это Крис. Бывший хозяин дома, земли, всего тут.
Теперь его называли только по имени. В ходу у этих шумных, грубых людей были звания при которых фамилии могли лишь служить уточнением, а тех, кто не входил в их бесчисленную бюрократизированную армию, они звали "гражданскими" и обращались по именам, добавляя только "товарищ", как какие-нибудь русские революционеры. Но Крис, бывший сэр Хэмсворт, им товарищем не был, а потому его звали просто именем, точно младшего лакея. С Эльзой обычно заговаривали вовсе без обращений, просто "эй, ты, буржуйская жена" - возможно, именно поэтому она и предпочитала не приближаться к своему прежнему дому.
- Знаю я, кто он. Когда он еще при деньгах был, я в этом самом поместье без малого четыре года шофером проработал, катал его с родней по всяким благотворительным балам и тому подобное. Он меня, пожалуй, и не помнит уже, - руки комиссара забегали по столу, похожие на пару больших белых пауков. - Я думал, местных хозяев к стенке поставили.
- Я вам сам все отдал, когда потребовали, к стенке меня ставить не за что, - Крис потер озябшие запястья, чувствуя неприятное желание опустить голову - теперь взгляд в глаза не казался ему таким уж приятным. - Товарищ комиссар Хиддлстон, я бы с вами хотел поговорить насчет талонов на хлеб.
- Не надо ко мне на "вы" - я люблю по-простому. По имени - как с прислугой говорят. Я когда работал на господ разных, понял - если ты с человеком на "вы" заговариваешь, значит либо сам его боишься, либо хочешь чтобы он тебя боялся. А через страх дела делаться не должны, это ни к чему хорошему не приводит. Верно, товарищ Роберт?
- Как есть правда, - Дауни снова щелкнул каблуками. Он не походил на рабочего, скорее уж тоже был из прислуги, только рангом пониже - лакей, швейцар, может быть коридорный в отеле или вокзальный носильщик. Он явно упивался тем крошечным кусочком власти, который получил, заняв нынешнюю должность, и голыми руками задушил бы всякого, кто на этот кусочек попытался бы посягнуть. Формально он был равен комиссару, но в равенстве, о котором так много говорили все участники переворота, явно ничего не смыслил, а потому выслуживался изо всех сил, явно благоговея перед военными погонами. - Излагай суть быстрее, комиссарское время не резиновое.
- Хорошо, - Крис кивнул и поежился. Когда он отдавал революционерам дом, тот был в отличном состоянии, но бесконечные внутренние перестройки явно не пошли на пользу: теперь повсюду гуляли сквозняки, а крыша там и тут подтекала, отчего на стенах появились рыжие полоски. - Товарищ Томас, я пришел поговорить насчет талонов.
- Просто "Том", - не опуская взгляда, тот нашарил на столе спичечный коробок, и, вытащив из нагрудного кармана папиросу-самокрутку, поджег ее. - Это несложно сказать. Как "Том, подгони машину к четверти пятого", только с меньшей долей высокомерия. Уверен, ты справишься.
- Том, я пришел поговорить насчет талонов, - именно в этот момент Крис и понял окончательно: комиссар Хиддлстон, Том - ему не поможет. Ни сейчас, ни позже. - У меня с вашим...
- С твоим, - Том выпустил в воздух кольцо белесого жидковатого дыма, которое быстро растворилось в воздухе.
- У меня с твоим предшественником была договоренность. Комиссар Джексон мне обещал два дополнительных талона на хлеб, и, может быть, один на масло, если найдется.
- Это за какие же заслуги, позволь узнать?
- За помощь в строительстве нового корпуса. Сколько мне позволили, столько я сделал, - под последний пиджак, на котором не было ни потертостей, ни заштопанных дыр, снова забрался сквозняк, но на этот раз Крис остался неподвижным, как если бы все еще пытался сохранить лицо перед этими бывшими слугами, державшими сейчас его жизнь будто челюсти капкана. - И у нас с женой еще дочь недавно родилась, а на детей положен дополнительный паек, так Джексон говорил.
Дауни опустил голову и буркнул себе в усы что-то вроде "они еще и плодятся, сукины куры".
- Я видел отчет Рэннера. Не больно сильно ты уработался - щебенку и мальчишки таскать могут.
- А вы мне позволили бы больше сделать, я бы справился.
- А тебе можно позволять? - Том снова затянулся папиросой. - Рэннера понять можно: мы строим корпус для рабочих, а у тебя - брат с сестрой заграницей живут, другой брат - и вовсе в тюрьме за контрреволюционную деятельность. Я бы такому человеку не доверил ответственную работу, тем более, что опыта у тебя никакого нет. Взял бы лучше, - на миг опустив голову, он перелистнул лежавшие на столе бумажные листы, будто что-то в них выискивая, - иголку с ниткой, как жена твоя - и шил бы белье для рабочих. Это дело полезное и подготовки не требует, если только не боишься руки исколоть. Что же касается талонов для родителей - чистая правда, такие есть, но квота уже исчерпана. Будут в новом квартале.
Он откинулся на спинку стула, и улыбнулся. Крис почувствовал жуткое, пронзительное желание подойти еще на шаг ближе, и, схватив Тома за рыжие неровно обрезанные кудри, впечатать его лицом в стол. Лиам, напрасно отказавшийся уезжать с матерью, отправился в тюрьму за меньшее, и только память об этом удерживала Криса от опрометчивых поступков. Эльзе одной не справиться, сколько бы она ни шила, к тому же - и Крис признавал это без тени стыда - менее всего ему хотелось оказаться в тюрьме, управляемой такими людьми, как Дауни или Рэннер: одно дело - выслушивать бесконечные слова унижений, другое - чувствовать на собственной шкуре, как сильно бывшие слуги или рабочие ненавидят тех, кому просто когда-то повезло родиться в богатой семье.
- Если больше нечего сказать, - Дауни, казалось, с трудом проглотил "пошел вон", - у комиссара и без тебя дел довольно.
- Нравится вам держать других за шею, да? - Крис стиснул кулаки и склонился ближе к исцарапанному письменному столу, когда-то стоявшему в его собственном кабинете. - Хорошо, наверное, говорить о равенстве, не считая других за людей.
- Мой тебе совет, - Том притушил сигарету об край стола, - если не хочешь, чтобы дело плохо кончилось - следи за словами.
Он сидел все в той же расслабленной позе, спокойный, как если бы ничто в этом мире не могло поколебать его положения. Он выглядел хозяином, хотя ему ничто здесь не принадлежало, ни сейчас, ни раньше. Крис скрестил руки на груди, спрятав в подмышках замерзшие пальцы, а потом просто развернулся и ушел, тихо закрыв за собой дверь.
Спустившись по высокой лестнице, Крис вышел из когда-то родного дома. Уже вечерело. Высокое осеннее солнце пригревало, но резкие порывы ледяного ветра не давали погоде стать похожей на летнюю. Два года назад в эти же дни погода была гораздо пасмурнее - дожди начались куда раньше и были очень сильными, кое-где дороги размыло, но это не остановило бунтовщиков. Вряд ли хоть что-то могло их остановить. Джексон, прежний комиссар, однажды сказал: "нас с самого начала держит вместе ненависть, а в этом мире нет ничего прочнее ненависти". Надежда определенно уступала в прочности ненависти.
Крис одернул пиджак и зашагал к бывшему охотничьему домику, стоявшему за холмом. Тот, тоже поделенный теперь тонкими стенками на крошечные квартиры, находился за холмом, ближе к границе леса. Раньше из выходивших на запад окон был виден яблоневый сад, но почти все деревья вырубили за две холодных зимы. Крис очень надеялся, что в этом году будет хоть немного теплее - если Индия заболеет, ее никто не возьмется лечить.
Они выбрали для дочки это имя сразу же после свадьбы и не стали от него отказываться. Как не стали и отказываться от самой Индии - как будто их старые планы и желания могли удержать их в прошлом. Иногда Эльза говорила, что жалеет об этом и жестоко было заводить ребенка в такое время. Потом она обычно говорила, что жалеет об этих словах - но не всегда.
2/4.
Большую часть дня Эльза шила. Сперва у нее получалось неважно, но теперь она справлялась со всем, чинила порванную одежду и подшивала белье. Ее считали полезной обществу - и потому Эльзе полагался чуть увеличенный паек, как рабочему человеку. Крис большую часть времени сидел без работы, получал только самый минимум, достаточный для того, чтобы не умереть от голода и этих двух пайков мучительно не хватало на троих.
- Он согласился? - когда Крис вошел, Эльза сидела на широком диване без ножек, оставшемся от старого гарнитура. В руках у нее были ножницы и большой кусок посеревшего полотна. - Нет?
Крис сел с ней рядом и поцеловал в щеку. От его прикосновения Эльза вздрогнула, будто хотела заплакать, но ни слова не сказала. Она, конечно, все поняла. Она, конечно, и не ожидала, что будет иначе.
У Эльзы были усталые красные глаза, она выглядела какой-то помятой, будто кто-то скомкал ее и выбросил у обочины как бумажную обертку.
- Прости. Ничего не вышло.
Вокруг стало ужасно тихо. Сквозь это стылое молчание Крис слышал, как за стеной растапливали печку, как кто-то, выругавшись, прошел по коридору. Тишина была страшной, давящей, от нее хотелось подняться с места, чтобы выйти на улицу и услышать хотя бы птиц. На пару секунд Крис задержал дыхание, чтобы услышать, дышит ли Индия, туго спеленутая и наполовину прикрытая полотном, лежавшим у Эльзы на коленях.
- Тебе стоило постараться лучше.
- Они не дают мне никакой работы, а без работы талонов тоже не получить, - Крис пожал плечами, поднимаясь с дивана. - Что я мог сделать?
- Сапоги им всем вылизал бы. Так бы и сказал: товарищ комиссар, хочу вылизать ваши сапоги, - Эльза провела пальцами по полотну, прикидывая ширину и начала отрезать кусок. Она не смотрела на ткань, действовала ощупью. Старые ножницы раскрывались с трудом, но Эльза явно уже привыкла с ними обращаться. - У меня молока не хватает, нашей дочери нечего есть.
Она как будто хотела сказать что-то еще, но проглотила эти слова и просто опустила взгляд. Крис догадывался, какие именно слова она собиралась произнести: "неужели ты хочешь, чтобы она умерла?". Это было хуже всего - мысль о том, что без малышки им жилось бы немного легче, а ее саму вряд ли ждет что-то хорошее. Но никто из них не мог пожелать ей смерти, и пока что не решался обвинить другого в этом желании.
Тишина стала еще хуже, будто застыла. Последние розовые лучи солнца подкрашивали полотно в руках Эльзы в нежный цвет и можно было представить, что она собирается подшить простыню для спальни какой-нибудь маленькой девочки, которую родители зовут своей принцессой и которая получит в подарок на одиннадцатилетие собственного пони. У Криса в детстве был пони, у Эльзы, наверное, тоже. Лошадей с их конюшни тоже национализировали и, скорее всего, те давно уже околели от работы - если никто раньше не пустил их на мясо. Странно было вспоминать о вещах вовсе не казавшихся важными раньше, пока они были.
Крис поднялся с дивана и, перекинув недавно снятый пиджак через руку, шагнул к входу.
- Куда ты собрался?
- К комиссару. Попробую еще раз его уговорить.
- Он тебе опять откажет, - Эльза пожала плечами, - и что будешь делать?
- Сапоги ему вылижу, - ответил Крис, закрывая за собой дверь. Эти слова прозвучали как-то уж слишком грубо и зло, не так, как он хотел бы сказать. Наверное, Эльза была права - он плохо старался, но даже не представлял, как можно стараться лучше.
Он все еще был врагом для всех "товарищей" и понимал, что это не переменится никогда. Как бы хорошо он ни научился работать руками - все равно останется для них белоручкой-буржуем.
Солнце садилось быстро - еще недавно синее сейчас небо окрашивалось в фиолетовый, оттенки набирали темноту, постепенно приближаясь к мраку. В доме кое-где были заметны огни - электричеством разрешалось пользоваться не всем, но кое-где растапливались небольшие печки, отсвечивавшие красным в окнах.
Сначала дом собиралась перестроить в склад, но потом появился проект постройки фабрики и с юга хлынули рабочие, которым была нужна крыша над головой. Дом разрезали на части перегородками, прорубили новые окна, перекрасили все внутри, превратив красивое здание в человеческий муравейник. Люди сновали по лестницам и узким коридорам бесконечно сталкиваясь друг с другом, вынужденные все делить с соседями - в этой атмосфере и зарождалась ненависть из которой должно было сложиться новое государство. Ненависть друг к другу и страх перед представителями власти, такими как комиссары и управители, должны были стать нерушимой основой для мира, который ничто не сможет разрушить. Крис не представлял, как подобное может произойти.
Он поднялся по лестнице, надеясь, что комиссар еще в кабинете. Старые ступени давно нуждались в починке, слишком уж покатые, чтобы по ним можно было ступать без боязни упасть и свернуть себе шею. Но Крис знал их достаточно хорошо, чтобы не смотреть себе под ноги. Он чувствовал голод - не болезненный, но достаточно сильный, чтобы голова чуть кружилась когда он переступил порог комиссарского кабинета.
Том был один. Он сидел за письменным столом, накинув на плечи шинель поверх потертого френча и читал чье-то написанное от руки послание. Крупные буквы были выведены с таким нажимом, что просвечивали сквозь лист. В каждой из них горела ненависть - которой, по словам товарищей, было слишком мало в прежнем мире.
- Товарищ комиссар, - Крис вдруг почувствовал себя слишком высоким, слишком широким в кости, слишком большим. Когда просишь - лучше быть маленьким, стоять на коленях и не поднимать головы. - Товарищ комиссар, я пришел просить о помощи.
Тот даже не оторвал взгляда от бумаг.
- Мы сегодня виделись, и я определенно сказал: даже если бы я и захотел помочь, то не смог бы. Но, - он опустил недочитанный донос на стол, - я даже не хочу.
- Я не прошу помочь мне просто так. Я готов что-нибудь сделать, - Крис облизнул губы. - Все что угодно. Ради моей жены и моей дочери - им нужно больше еды.
- Правда? Действительно что угодно? - Том чуть наклонил голову набок с деланным любопытством. - Мне выделяют дополнительные талоны для тех, кто готов помогать поддерживать порядок. Для управителей, как Роберт и для тех, кто готов рассказывать мне о любой противозаконной или контрреволюционной деятельности.
Крис кивнул, не сводя с него взгляда. Вот что поддерживало страх и ненависть: поощрение тех, кто готов доносить на других. За лишнюю банку тушенки или несколько фунтов крупы люди были готовы отправлять друг друга на суд.
- Но таких людей у меня сейчас достаточно, а вот талоны еще остались, - Том улыбнулся. - Скажем, у меня есть по паре на хлеб и масло, и еще один на крупу. Вопрос вот в чем: что ты сделаешь чтобы их получить?
- Я же сказал: что угодно, - Крис надеялся, что его голос звучит твердо, а не жалко.
Наклонившись, Том вытащил из ящика стола пачку табака и оторвал край от листа недочитанного письма. Он свернул папиросу в несколько ловких движений, его пальцы были быстрыми и ловкими. Отложив готовую самокрутку, он оторвал от листа еще один кусок и засыпал в него табак, чтобы свернуть еще одну. Он собирался выкурить чужие слова - может быть завтра, может быть сегодня.
- Ты уволил меня раньше, чем встретил свою жену - наверное, это была поспешная свадьба, - Том пожал плечами и убрал самокрутки в карман. - Но я помню, как возил тебя в гости к другим симпатичным девушкам. Да и не только к девушкам.
Он снова убрал табак в ящик и запер его. Потом поднялся с места и положил в другой карман небольшую связку ключей.
- Так что, думаю, тебе это будет не в новинку.
- Вот чего ты хочешь?
- Именно так. Думаю, если тебе нужны эти талоны, то стоит попробовать попросить о чем-нибудь. Давай еще раз, тоже как "Том, подгони машину": "Том, трахни меня". Хотя нет, лучше: "Том, трахни меня, пожалуйста".
Крис вздрогнул, будто от удара. Он знал, что многие женщины спят с типами вроде Тома Хиддлстона или Роберта Дауни ради талонов на еду или комнат в домах, или просто чтобы не дали ход какому-нибудь доносу.
- Я не буду настаивать, разумеется. Если вам с женой не так уж нужно то, что я могу предложить - уходи. Не вижу смысла тебя задерживать.
Он обошел стол и приблизился к Крису. В свете единственной лампы, лишенной абажура, лицо Тома напоминало восковую маску.
3/4.
- Мы, слуги, всегда сдерживали революцию в этой стране, - Том встал вплотную, будто собирался обнять. От него пахло табаком, старой бумагой и пылью. - Дело ведь вовсе не в том, что чернорубашечники получили деньги из Советов. Все дело в нас. Большинство рабочих сносило все молча, но мы, всегда стоявшие между ними и вами, решили что хватит. Хозяева пороли лакеев и насиловали служанок, и до войны, и за сто лет до того, и еще за сто лет до того. Мы милосерднее, чем вы - все было бы иначе, если бы ты был, скажем, шофером, а я был богачом, отец которого заработал в Австралии на удобрениях, потом хорошо вложил деньги и сумел дорваться до рыцарского звания, потратившись на благотворительность. Думаю, я не стал бы предлагать подарки, а просто сказал: раздвинь ноги или я спущу тебя с лестницы ко всем чертям.
Он отступил на шаг и широко улыбнулся, показывая острые зубы. Потом подошел к узкой двери, вырезанной в тонкой фанерной стене как в театральной декорации. Том снова вытащил ключи и отпер дверь, а Крис думал об Индии и об Эльзе, и еще - о том, что до смерти хочет оказаться где-нибудь в другом месте или хотя бы в другом времени. В сияющем "когда-то давно", где Люку с матерью еще не пришлось уезжать из страны, где в доме на стенах были картины, а не белесые пятна, и сам он еще не был вынужден постоянно обстригать волосы под ноль, спасаясь от вшей.
- Я облегчу задачу, - Том отступил от двери и снова приблизился к Крису, глядя выжидающе и насмешливо. - Можно не говорить, можно просто пойти в комнату.
Том быстро наклонился и вытащил из-под стола бутылку, завернутую в газетную страницу.
- Это робертово пойло. С него не убудет, а тебе сейчас полезно глотнуть, - он пихнул бутылку Крису в руки. Она пахла дешевым виски, и тот послушно отпил. Он не пил спиртного больше года, а такого дрянного - пожалуй, ни разу. Виски обжег десны, но придал ему ни капли смелости.
И, все же, поставив бутылку на стол, он шагнул к открытому дверному проему. Мужчина должен защищать свою семью, платить любую цену за то, чтобы дорогие ему люди были живы, здоровы, в безопасности.
- Вот и хорошо, - Том скинул с плеч шинель, и, оставив ее на столе, последовал за ним.
Он запустил руку Крису под рубашку. Пальцы были такие холодные, что это скорее напоминало порыв сквозняка, чем прикосновение живого человека. Крис поежился. Он старался не думать о том, что происходит, потому, что боялся остановиться, отказаться от предложенного. Этажом выше раньше была спальня, где они с Эльзой впервые занялись любовью, и еще много раз потом, и до, и после свадьбы. Поженились они в середине апреля, а концу осени у ворот в поместья уже стояли ополченцы, и Крис передал им все земли и постройки по первому же требованию, надеясь, что это их всех спасет.
Оттерев его плечом чуть в сторону, Том запер дверь, будто отделяя их двоих ото всего остального мира. Комната была крошечной, вдвое уже кабинета. Одно из стекол узкого окна было заклеено пожелтевшей газетой. Мебели почти не было, только узкая кровать, похожая на больничную койку и почему-то привинченная к полу, да небольшая тумба, на которой стоял наполненный водой таз, а чуть выше висело мутное зеркало в старинной раме.
- Если хочешь, можешь подмыться для начала, - Том кивнул на таз, - но я не брезгливый. А вот потом тебе вода точно понадобится.
Не дожидаясь ответа, он расстегнул ремень Криса и потянулся к пуговицам на брюках, но тот отшатнулся и начал их расстегивать сам. Потом он снял ботинки, а вслед за ними и штаны, начал расстегивать рубашку, чтобы снять и ее, но Тому, должно быть, надоело ждать - он рванул полы рубашки в разные стороны и еще не расстегнутые пуговицы покатились по полу. Стащив с Криса рубашку и пиджак, Том чуть отступил, внимательно глядя на него, оставшегося в застиранной майке, трусах и серых носках, сползших до крупной выпиравшей косточки на стопе. Сквозняк снова усилился, стало холоднее и Крис почувствовал, как каждый мелкий волосок на его теле становится дыбом. Стиснув челюсти, он завел руки за спину и одним движением сдернул майку, а потом запустил пальцы под резинку трусов. Ему безумно хотелось остановиться, он думал об Эльзе, о малышке и его затошнило, но прекращать это все было нельзя, Крис понимал: если сейчас отступится, то комиссар Хиддлстон такой обиды не простит.
- А теперь ложись. На спину, - Том подошел к тумбе и, засучив рукава, опустил руки в воду. Сам он еще не разделся и, похоже, не собирался, - хочу видеть твои глаза.
Он взмахнул руками, стряхивая лишнюю воду на пол, и снова подошел ближе, к кровати - и Крис покорно выполнил приказ. Том грубо, неприятно сжал пальцами его съежившийся член, а потом склонился ближе и обеими руками резко развел в стороны ляжки, чтобы добраться до дырки. Его ледяные прикосновения наводили на мысли о надвигающейся зиме, о закоченевших на морозе лягушках и скорой смерти.
- За жену и за дочку, - напомнил Том с равнодушным выражением лица, а потом протолкнул влажный, скользкий палец в задницу Крису. Тот сжался, хотя не почувствовал боли - только холод стал сильнее, пробрался внутрь. - Если не будешь дергаться - не порву.
Крис кивнул, глядя в потолок поверх его плеча. Он думал обо всей своей прежней жизни, казавшейся теперь бесконечно далекой: об университетских приятелях, об охоте на лис, о бесконечно скучных приемах и дружеских состязаниях по гребле, обо всем том, что однажды закончилось, свелось вот к этому моменту, когда он раздвигает ноги перед бывшим шофером. Когда-то он был богат и счастлив, а теперь с ним можно сделать все что угодно за пару лишних кусков хлеба.
Том засунул в него и второй палец. Они ползали внутри, точно пара змей, а потом движение прекратилось и пальцы легко выскользнули из уже растянутой дырки. Крис невольно подался назад, но потом замер, услышав показавшийся очень резким, громким звук расстегивающейся молнии. Том вошел в него одним движением, медленным и болезненным. Сделав глубокий вдох, Крис закусил губу, чтобы не издать ни звука, а Том смотрел ему прямо в лицо, действительно в глаза, будто хотел что-то разглядеть. Потом он усмехнулся, пропихнул руки Крису под поясницу и начал двигаться. Он долбился медленными, размеренными движениями всякий раз почти полностью выходя, ощущение было отвратительным, Крис пытался не сжиматься и не дергаться, но ничего не мог с собой поделать, и поэтому получалось еще больнее. Сначала ему до смерти хотелось с размаху ударить Тома по челюсти, оттолкнуть его, только бы это все прекратилось, а потом, после какого-то очередного толчка вперед, из-за которого проступавшие сквозь тонкий матрас кроватные пружины врезались Крису в спину, он вдруг понял, насколько поздно просить остановится. Он продался целиком, в тот самый момент, когда сюда зашел.
- Больно, да? - почему-то так и не согревшиеся пальцы Тома снова дотронулись до болтавшегося в такт движениям вялого члена Криса. - И хорошо. Терпеть полезно, это многому учит.
Больно действительно было, но сейчас Крис этого почти не чувствовал, он снова уставился в потолок, думая о Эльзе и о том, что теперь она не будет голодной, молоко не пропадет, а, значит, с Индией все тоже будет хорошо.
4/4.
Том кончил без стонов, просто запрокинув голову, так резко, что шея хрустнула. Он сразу подался назад, отступил на шаг и отряхнул опавший член, будто помочившись. Потом, все так же пристально глядя на Криса, точно впавшего в оцепенение, Том снова подошел к тазу и с какой-то странной для подобного человека брезгливостью, омыл их и вытер об собственный френч. Подойдя ко все так же запертой двери, он вытащил из кармана штанов спичечный коробок, а из нагрудного - самокрутку, которую тут же поджег.
- С детства хотел увидеть, - он затянулся папиросой и прикрыл глаза, - как рушится что-нибудь огромное, в десяток этажей. Вроде твой гордости.
- Мразь же ты... товарищ, - тихо ответил Крис. Он медленно поднялся, чувствуя, как из него течет. Саднящая боль заставила его поморщиться - но она не была и в половину так сильна, как Крис предполагал. Когда его допрашивали по случаю ареста Лиама и били по лицу, пока он не заплевал кровью весь пол вокруг - было куда больнее. Крис встал на ноги и, медленно пойдя к тазу с с водой, зачерпнул немного обеими руками. Сейчас холодно уже не было, все будто скрылось под толстым слоем жуткого равнодушия и, развозя по ногам мешающуюся со спермой воду, Крис надеялся, что это состояние не отпустит его как можно дольше.
- На первый раз я тебе это прощаю, - Том затянулся снова, не сводя с него пристального взгляда, - но впоследствии рассчитываю на какие-нибудь другие слова. Выражающие благодарность или что-нибудь вроде того. Придумай заранее, ты ведь человек образованный.
Он влез в тот же карман, из которого достал папиросу, и с ничего не выражающим лицом кинул на кровать сероватые бумажки талонов:
- Два на хлеб, два на масло, один на крупу. Для первого раза этого довольно.
Том говорил с холодным спокойствием человека, уверенного: за первым разом неизбежно последует второй, и еще один, и еще. До тех пор, пока он сам не решит остановиться.
Крис посмотрел на себя в зеркало и увидел человека у которого действительно было все, совсем недавно. Он выглядел похудевшим, измотанным и каким-то больным, куда хуже чем Эльза - в ней хотя бы сохранилось чувство собственного достоинства, а свое он только что продал за несколько талонов на еду. И Крис понимал не хуже Тома: если буде возможность - он продастся снова. Даже за меньшее.
Он зачерпнул еще воды, но руки почему-то дрогнули и она почти вся разлилась. Крис набрал еще и запустил сырые пальцы между ног, стараясь вымыть все, что осталось. Когда секундой спустя он поднес пальцы к тазу еще раз, на одном из них был едва заметный розоватый след крови.
- Сам виноват, я говорил чтоб не дергался, - Том затянулся папиросой в последний раз, выдохнул дым и бросил ее на пол, чтобы затоптать каблуком. - Не помрешь.
Потом он повернулся к Крису спиной и щелкнул дверным замком, отпирая дверь. Крис отряхнул руки и начал одеваться. Одежда почему-то показалась какой-то чужой, как не по размеру. Она неприятно липла к мокрой коже, а в паху проступали темные пятна будто у обмочившегося. Осторожно пересчитав талоны, Крис убрал их в карман пиджака и прижал пальцами, боясь упустить. Он вышел из спальни Тома, чувствуя, как внутри противно плещется страх.
Том стоял у стола, смотрел выжидающе и как-то голодно. Точно хотел сейчас снова завалить Криса и не так, как сделал это только что, а уже не соблюдая никаких правил, грубо, жестоко, оставляя за собой синяки и кровь. А тот, может быть, готов был ему это позволить.
- Выпить еще хочешь?
- Нет, - собственный язык казался Крису чужим и неповоротливым. Том усмехнулся, глядя ему в глаза: должно быть, он видел именно то, что хотел - свою полную и окончательную победу.
Обратно Крис шел целую вечность. Хотя к охотничьему домику было протоптано множество дорожек, он почему-то постоянно оказывался в высокой траве доходившей ему выше колена. Небо выглядело по-ночному темным, хоть час был и не настолько поздним. Время от времени Крис запускал руку в карман, нашаривая заветные талоны, раз или два ему казалось что он их потерял, а потом голова начинала кружиться, как у пьяного. Еще Крису постоянно казалось, что он плохо вымылся и из него все еще течет, он беспокойно ощупывал штаны, чувствуя, какая мокрая под ними кожа. У самых дверей охотничьего домика его все-таки стошнило - водой с привкусом виски и желчи.
Но, по крайней мере, теперь Крис знал, что его семья не умрет от голода, а, значит, он добился того, чего хотел. Прежде, чем войти в комнату к Эльзе и Индии, он попытался улыбнуться, сделать вид, что все хорошо.
очень здорово.
в эту вселенную погружаешься. и даже не царапает ни революционный антураж, ни имена актеров (Реннера, ДАуни). ты просто выходишь вместе с Крисом в новый серый мир. вселенная очень осязаемая, тактильная. и этот запах самокруток - кажется, что он пропитал все.
Крис у вас потрясающий вышел. развитие персонажа - вау. момент изменения - яркий. и... у меня просто слов нет.
и Том тоже интересный. и, что удивительно, по-человечески понятный: с его любопытством, с его выхолощенностью, с хитрецой и пустотой внутри. его слова про "раздвинь ноги или спущу по лестнице" такие же яркие, как воспоминания Криса о прошлой жизни. яркое смазанное пятно на сером фоне реальности.
автор, спасибо. это было чистое наслаждение.
Потрясающий текст! Особенно понравилось описание того, как было и как стало. Жизненно.
Спасибо, замечательно
И даже продолжения с ХЭ не попросишь, ясно, что у них этого не может быть((
спасибо вам за текст, мало подобного сейчас, чтобы вот так цепляло.
Сразу вспомнился М.Хвильовий со своим "Я(Романтика)". И тот же дом дворянина, и заседание ЧК. Атмосферно.
Спасибо авторам за такой текст!