Крис/Том, РПС-АУ. Крис - детектив,Том - подозреваемый в убийстве, содержащийся в камере предварительного задержания. Хочу много-много юста и душевных переживаний и терзаний Криса по поводу его его влечения к подозреваемому и в конце концов он не выдерживает и срывается)))Вагон печенек, любофф и сирдца за не совсем добровольные поигрушечки с наручниками и секс в тюремном душе,ко взаимному удовольствию))) ХЭ
Прослушать или скачать Jerry Goldsmith Main Title бесплатно на Простоплеер
Я долго думал, где же всё-таки исток моего помешательства. С каких слов начать историю болезни? Страдаю ли я этим недугом многие годы, но обострился он только сейчас, или же… нет. Очевидно, у всех загадок и тайн есть своя первопричина.
Бредовые мысли в твоей голове имеют свойство размножаться. Пожалуй, стоило обратиться к психиатру еще годик-другой назад. Впрочем, мне казалось, я справился.
Какой же ты никчемный тип, Крис Хемсворт! Нет более жалкого зрелища, чем слуга закона, скатившийся в пучину греха. Еще пару лет назад я мучился смертельной скукой. Моя соседка Мона – докторша на пенсии – называла это депрессией. А по мне так, обыкновенная хандра. Мы долго боролись за моё психическое здоровье, порой казалось даже – отпустило. Но депрессия, как аллергия по весне, возвращалась раз за разом.
Какое-то время я сидел на колесах. Этот неудачный опыт кончился для меня отравлением и реанимацией. После того, как меня выписали из больницы (к моему счастью, это была не психушка), Мона подошла к нашей проблеме с любительско-профессиональной (сами уж судите, чего здесь было больше) стороны: проштудировала тьму книжек, написанных профессорами психологии, со всеми почестями закончившими свою блестящую практику. Советы мастистых ученых дилетантам, проще говоря. Итак, Мона составила для меня курс лечения. Здесь были и прогулки по вечерам, и ежедневные мантры, и диета: месяц я жрал один только брокколи, запивая свежей артезианской водичкой. Как ни странно, помогло. Но, как я уже говорил, скука есть скука. От нее не лечатся. Я перестал нормально спать. Ровно до четырех утра я плевал в потолок, перебирая в голове всё то дерьмо, которое изо дня в день обрушивается на меня в рабочее время. Я даже раскрыл два преступления. Здорово, но к тому времени игры в Шерлока Холмса мне настолько опостылели, что повышение в должности не вызвало во мне бурной радости. А когда в бумажнике завелись лишние фунты, цепной пёс во мне окончательно сорвался.
Я начал играть в казино. Рулетка – самая захватывающая и самая бессмысленная игра, какую только изобретало человечество. Тебе дается шанс посостязаться с тем, кто всю жизнь насмехался и подчинял тебя – с судьбой. Какой дурак спорит с судьбой? – Я.
Этот бой кончился капитуляцией до того, как я успел проиграть казино всё своё имущество, в том числе и душу. Как это случилось? Всё просто – очередное отравление, теперь уже алкоголем. То ли мой организм каждый раз так вовремя выручал меня, то ли сам дьявол.
И вот тогда я был на волосок от увольнения. Давно пора бы на самом деле… Хотя, парни из участка и даже капитан, искренне убеждали меня, мол, я ценнейший кадр с блестящим умом и шестым чувством, которому любой маг-шарлатан позавидует. Честно говоря, никогда не задумывался над этим. А что же Мона? Разумеется, Мона и тут нашла выход. Самый дурацкий метод лечения депрессии и самое верное средство от скуки – Мона подарила мне собаку.
Я и мой четвероногий приятель жили душа в душу…до тех пор, пока хозяин ни нашел себе другую привязанность.
Работа полицейского – гнусное и неблагодарное ремесло. Мы судим и убиваем других людей, мы подставляем грудь под пули, мы чаще всего становимся жертвами организованной преступности, не говоря уже о психах-одиночках. Если кому-то вздумается облагораживать британскую полицию – подумайте еще разок. Большинство нераскрытых дел остаются таковыми вследствие некомпетентности правоохранительных органов. Осужденные по ошибке прозябают в камерах только благодаря судьям-халтурщикам. Когда есть шанс сделать свою работу быстрее и проще, любой полисмен наплюет на законы морали, предпочтя бросить дело на произвол.
Порой жизнь сгребает кучу ошибок, которым ты позволил накопиться, и бросает тебе в рожу.
Я долго лил воду, не решаясь подвести рассказ к тому, ради чего вся эта канитель и тянется. Как-то накануне Ночи Гая Фокса в нашем городке убили женщину. Подозреваемого задержали на месте преступления; медэкспертиза установила, что смерть настигла эту несчастную как раз в то время, как пришел ее приятель, то же могли подтвердить и очевидцы. Парня звали Том Хиддлстон. Первый допрос проводил я. Затронуло ли это происшествия какие-то струны моей души? Нисколько. Интересовался ли я судьбой своего арестанта? Ничуть не бывало. В ночь после допроса я спал так же крепко, как всегда, в обнимку со своим храпящим псом. Да и что это был за допрос? Я сказал ему: «Тебе есть чем доказать свою невиновность?» Хиддлстон молчал минут пять и наконец ответил: «Нет». Так вполне мог сказать и хладнокровный убийца.
Разгребать это дело только лишь затем, чтобы оправдать какого-то неудачника, всем было лень. Его подержали в изоляторе, потом отправили в тюрьму как подследственного заключенного. Прокурор в свою очередь также выказал свое гордое пренебрежение: вот уже третью неделю Хиддлстон дожидался собственного суда. До него никому не было дела.
Я припоминаю тот день, как наутро после задержания я заглянул в камеру Тома. Казалось, его подменили. Еще вчера он вялым отказом отвечал на просьбу себя оправдать, теперь же в его глазах кипело отчаяние, а губы без остановки тараторили: «Клянусь, это был не я! Не садите меня за решетку!» Что-то человеческое словно очнулось во мне в тот миг. Первый звоночек. …Но что я мог сделать?
Возможно, на этом мои переживания утихли бы. Но проклятой судьбе такой расклад пришелся не по душе. Возле участка, где я работаю, меня подкараулила женщина. Она представилась как мать Тома. Эта бедная пожилая дама не находила себе места от горя. Она долго рассказывала о сыне, даже показала фото, где он с приятелями совершал какую-то экспедицию. В общем, миссис Хиддлстон отзывалась о своем мальчике как о жизнерадостном энтузиасте, спортсмене и вообще гордости для любого родителя. Она божилась, что такой ангел, как Том, не способен даже на пустяковое преступление, и умоляла не губить прекрасное и перспективное будущее сына.
Я не давал ей обещаний. Но с этого дня всё чаще и чаще мысли о Томе, о его матери стали преследовать меня. Я рисовал в воображении то самое фото, где он сидел в центре большой компании парней, обнимал своих друзей за плечи и улыбался, так радостно, так беспечно… Я как будто увидел его впервые и был поражен. Странно, я совсем не испытывал жалости. Я был в каком-то трансе. Меня не волновало, что Том в тюрьме, а его мама безутешно страдает. Я думал, думал о том парне с фотографии, только он занимал всё моё воображение. И очень скоро я начал использовать эти фантазии самым непристойным образом.
В конце концов я сорвался. Том находился в окружной тюрьме, и я урвал немного рабочего времени на якобы официальный визит. Нам дали час времени на свидание. Хиддлстон был несказанно удивлен. Должно быть, он решил, что злой легавый явился сообщить, будто суд наконец соизволил прочесть ему приговор. «Выглядишь измученным», – сказал я ему тогда. «Так и есть», – признался он. Мы говорили о дне, когда было совершено убийство. Том рассказал, что пришел уже тогда, когда Джули – убитая девушка – была мертва. Он не отрицал, что тесно общался с ней и что ходил к ней едва ли не каждый день.
- Но мы не были настолько близки, чтобы у меня был мотив!
- Хочешь сказать, ты не спал с ней?
- Нет! – его возмущения выглядели весьма правдоподобно. – Я не сплю с женщинами!
…И так встретились два одиночества.
- Правда! – Том смотрел, прижав ладонь к груди, с таким видом, будто его обвинили в связи с каким-то демоническим существом, а не с женщиной; я же изо всех сил старался не дать волю рукам. – Вы не верите мне?
О, с какой радостью я бы тогда продемонстрировал свое доверие! Но, увы, я действительно ему не верил. Это был просто цирк. Хиддлстон настойчиво уверял меня в том, что он гей, а я молча слушал, даже не пытаясь объяснить, что это обстоятельство в деле попросту ничего не решает. Но мой похотливый цербер внутри рычал от удовольствия.
Пока что Тому повезло уберечься от насилия. На лице у него был шок, но не унижение. По крайней мере он выглядел нормально для парня, шедшего по первой ходке. Тюрьма эта была умеренного режима, в основном тут держали тех же подследственных и подсудимых. Если бы Тома направили туда, где отбывают срок настоящие убийцы и маньяки, его затрахали бы еще в коридоре во время осмотра.
Здесь же было два этажа зарешеченных одиночных камер, отлично просматриваемых из нижнего вестибюля и операторской на втором этаже прямо напротив блоков. Всё было чистенько, светло, даже тюремщики казались милыми. Я пошел прямиком к начальнику тюрьмы, надеясь выхлопотать для Тома еще больше удобств. Тесный кабинет мистера Страуда был на первом этаже. Полоски оранжевого света пробивались сквозь жалюзи. Простенький деревянный стол был завален ворохом документов. Плотный усатый дядечка выглядел столь же пыльным и раритетным, как мебель в его комнатушке. Он был слеп на один глаз.
- Что вам угодно, лейтенант? – спросили меня с порога. Именно так – «что вам угодно?»
- Я прошу вас позаботиться об одном заключенном. Том Хиддлстон, – ответил я.
Очевидно, у старика была память получше, чем у Рональда Рейгана.
- Что вы под этим подразумеваете? – напыжился Страуд.
Я сунул руки в карманы своего длинного пальто.
- Обеспечьте ему личное пространство. Пускай принимает душ раньше или позже остальных. Скажите охране получше за ним приглядывать…
Старик покосился на меня здоровым глазом, затем подергал седой ус и наконец пробурчал:
- Бережете ради какого-то дела?
Не знаю, почему сказанное так меня взбесило. Проще было согласиться, но…
- Ошибаетесь, сэр.
Страуд мог послать меня на все четыре стороны после моих агрессивных выпадов, однако он лишь подозрительно нахмурил брови, покачался в скрипучем офисном кресле и кивнул головой в знак покорности. Я пожал начальнику руку с искренней благодарностью, после чего покинул тюрьму.
Той ночью сон ко мне не шел. Я загорелся безумной мыслью вновь встретиться с Томом. Иллюзия того, что он находится под моей властью, казалась мне чрезвычайно притягательной. И в то же время у меня были связаны руки. Я не знал ни одного способа, как приблизиться к нему теперь. Я желал освободить его, но не даровать полную свободу. Господи, как беспечен я был…
Том засыпал в крохотной камере на жестких нарах. О чем он думал? И было ли в его сонных грезах место для меня?
Похоже, впервые за долгое время я вспомнил, что у меня есть работа. До утра я маниакально прочесывал полицейскую базу данных, ища фотографии Тома, его досье, материалы с места преступления…
Кровавое ожерелье на беззащитной женской шее. Я никогда не присматривался… Неужели ты надел его на эту бедняжку, Том?
Бессонная ночь подвела мой рассудок еще ближе к опасной черте. К утру я превратился в нервного сексуального одержимца. Сначала я наорал на капитана, почему – уже и не припомню. Потом долго бесил всех в офисе, разгребая материалы своего текущего дела. К концу смены сослуживцы шарахались от меня, наверняка решив, что моя хроническая депрессия снова вернулась. Но это была вовсе не хандра. Это было то, о чем я говорил в начале своего рассказа – помешательство. Долго взращиваемое в теплице моего разума безнадежное и абсолютное помешательство.
Я придумал план, как не навести на себя подозрений. Сочинил нелепую историю, пока ехал в машине по ночному пригороду. Том якобы служил приманкой, чтобы настоящий убийца потерял бдительность и дал полиции схватить себя. Но Том обещал назвать имя убийцы только наедине – так он сможет чувствовать себя в безопасности. Надуманно звучит, но, как ни странно, проканало.
Сторож почесал репу своей железной дубинкой и услужливо провел меня внутрь.
- Отбой. Все спят уже.
Все и вправду спали. В вестибюле тускло горел неоновый свет и мигали красными огоньками камеры наблюдения. Не было слышно ни шороха, только звуки наших шагов эхом отбивались о высокие стены. А еще я слышал, как неистово бьется мое сердце. Мне хотелось выйти на улицу, вдохнуть свежего ночного воздуха, проветрить мозги.
Мы поднялись на второй этаж и тенями скользнули мимо спящих заключенных. Сторож остановился перед одной из камер и хотел было отпереть замок.
- Стоп.
Ключи совсем тихо звякнули в его руках. Он с недоумением повернулся ко мне.
- Она пуста.
Сторож пригляделся в темноту, убедившись, что за камерой перед нами и вправду никого нет. Я заблаговременно предупредил его панику.
- Всё в порядке. Покажи, где у вас душ.
Мы вновь прогулялись по крутой лестнице между этажами. Сторож отвел меня в отдельный тюремный блок. Возле одной из дверей нас встретил сидящий на стуле охранник. Они пошушукались между собой и я решил заключить беседу тактичной просьбой:
- Нельзя ли оставить нас на короткое время? Я подожду его здесь, мы поговорим и я уйду. Ничего противозаконного.
Пока сторож и охранник собирались с мыслями, я вынул из кармана пачку сигарет и любезно предложил им прикурить. Разумеется, принять подачку от лейтенанта всегда приятно – они угостились сигаретами и отправились курить во двор. Я и сам был не прочь подымить, но душ – не слишком подходящее место. За дверью явственно слышался шум воды. Я почти физически ощущал его тепло, тепло Тома; оно разливалось по моим жилам, утекая вниз, к паху. Его запах приятно щекотал мне нос. Странно, я ведь не рассчитывал сегодня на что-то…серьезное. Опасная штука – подсознание.
- Не надо, сэр, – только и проговорил Том, беспомощно жмуря глаза и пытаясь удержать мой напор свободной рукой. Другая его рука задергала наручники, но те только ездили по ржавой трубе туда-сюда. Такая реакция ввергла меня в замешательство.
- В чем дело? – выдохнул я ему в лицо, которое он упрямо отворачивал от меня. – Ты ведь спишь с мужчинами.
Тут, мне казалось, я его раскусил. Но нет…
- Да, – его дыхание задрожало, как у птицы в силках. Под своими пальцами я чувствовал, как бешено колотится его сердце. – Я…
Череда догадок начала поступать мне в мозг. Том – человек, воспитанный по строгим английским правилам, вежливый и тихий джентльмен, как пыталась объяснить мне его мама. Происходящее идет в разрез со всеми его принципами.
- Я не думал причинять тебе боль, – прошептал я ему в самое ухо и тут же обрушил на его шею и плечо поток непрошенных ласк.
- Боже мой! – вздохнул Том, сминая мою рубашку на спине. Я же в свою очередь прильнул к его влажному телу, чувствуя, как безбожно промокли мои туфли.
Мои губы вновь оказались у его губ. На сей раз он не отворачивался.
- Я не стану делать тебе больно, – шептал я, касаясь лбом его лба. – Знаешь, почему?
Я посмотрел в глаза Тома, желая услышать это от него. Его взгляд говорил о том, что он готов дать мне ответ. Я ждал. Ждал с нетерпением, как он скажет, что я хочу его.
- Ты… - Том поколебался какое-то время, словно приучая губы к новым для них словам. – Ты любишь меня.
Это было, как удар по яйцам. Я просто взбесился! …Схватил его, грубо повернул спиной и заломил левую руку. Том застонал от боли, силясь ухватить цепь наручников.
- Нет, сэр! Простите меня, я ляпнул, не подумав… Я ошибся, о-о-о!..
Еще одно болезненное движение руки заставило его вскрикнуть от боли. Сначала я разозлился на его утверждение о моей любви, теперь – на его отрицание. До этого момента мысли подобного толка даже не приходили мне в голову. Но теперь мне всерьез казалось, что это правда.
Я позволил Тому высвободить руку, но вместо этого зажал его в кольцо, смыкая одну ладонь на его пульсирующей шее.
- Давай сделаем это, Том.
Мне непременно нужно было услышать его согласие. Я хотел, чтобы он доверял мне, понимал, что происходит вокруг. Я хотел прежде всего его душу.
- Только не здесь.
Радовало уже то, что от самой связи он не отказывается.
- Почему нет?
- В любую минуту может кто-то зайти, – с трепетом сказал Том.
- Не зайдет. Я запер дверь.
Это было чистой воды вранье. Ничерта я не запер, да и волновала меня эта дверь не особо, как и совесть честного полицейского. Легавый во мне спал и видел сны, а наружу вырвался голодный бешеный пёс.
Ну а дальше слова утекли, как струйки воды под ногами. Мои пальцы касались его глубже, губы целовали жарче и оставляли за собой налитые кровью отметины. Его рука стирала кожу стальным браслетом, наручники неустанно ерзали по проклятой трубе. Но теперь он был прикован и мной самим, моим жадным пульсирующим телом. Я крепко подцепил его на крючок. Мне хотелось завоевать его. Я интуитивно двигался в его нутре, желая услышать или почувствовать отклик. Его мышцы то расслаблялись, то бесконтрольно сжимались на мне. А потом он взял мою руку и показал, как сильно возбужден он сам. Это был восторг! Моя цепь не выдержала последний рывок и с лязгом порвалась. Я трахал его самозабвенно, неистово, как никого и никогда не трахал. Мир плыл у меня перед глазами, или же это были галлюцинации под закрытыми веками. Я и понятия не имел, что между двумя людьми возможен такой великолепный секс…
Слова и трезвость ко мне вернулись, уже когда истерзанная рука Тома была отстегнута от душа и он изнеможенно сидел на коленях, упираясь руками в пол, чтобы не упасть. Я опустился к нему, не боясь промочить брюки.
- Я хочу узнать всё, – сказал я первое, что пришло на ум. – Всё, что ты скрываешь.
Иметь секреты от меня больше не казалось ему благоразумным. Тогда он признался мне.
- Я не убивал Джули. И никто не убивал. Возможно, она сделала это сама.
- Откуда ты знаешь?
- Голоса. Мы общались с голосами.
- Какими?
- Из тонкого мира.
- Я не понимаю.
- Ты слышал что-то об электронном голосовом феномене?
- Может быть.
- Я, Джули и один наш знакомый проводили эксперименты с записями на разных частотах. Иногда при прослушивании одного фрагмента много раз подряд можно различить звуки, похожие на человеческую речь, даже разобрать целые фразы.
- Ого.
- Мы уже давно работаем над этим, только мы трое. Всё держалось в строжайшей тайне. И…мы в какой-то мере преуспели. Я и Джули…были посредниками. Мы общались с людьми из тонкого мира.
- То есть…
- Задавали вопросы и записывали их ответы.
- Вам всерьез отвечали?
- Да. Мы говорили с ними. Между нами установилась тесная связь. Потому я и подозреваю, что Джули… Она могла не выдержать и покончить с собой. Всё же принимать близко к сердцу такое…
- А третий человек?
- Квентин. Он никогда не присутствовал на сеансах вживую, только через Skype.
- Что он делал?
- Ну, он работал с записями, консультировал нас… Собственно, почти вся техническая работа была на нём. У него большие знания в хорус-методе, методе фонемного синтеза…
- О, прошу тебя!
- Я и Джули чаще работали в радиоэфире.
- Послушай меня. Почему ты не рассказал всё это раньше?
- Потому что это тайна, я ведь сказал. Я не должен подвергать эксперимент огласке.
Я не знал, что добавить. Всё перевернулось с ног на голову.
- Я… Я не знаю твоего имени, – вовремя признался Том.
- Крис.
- Крис, не рассказывай это никому, – его глаза умоляли о том же, что и просили его губы. – Не выдавай меня, пожалуйста.
Я накинулся на него, как дикий зверь, впиваясь в его невыносимо сладкие губы. Это был долгий, обещающий поцелуй. Ответ стал практически его продолжением.
- Я вытащу тебя отсюда как можно скорее. Ни о чем не тревожься.
Отпустить Тома было так же легко, как вырвать сердце из груди, оставить тут, а самому отправиться по своим делам. Тем не менее я проделал над собой эту пытку и вышел из душевой первым. Сторож и охранник были здесь и, судя по всему, довольно давно. Эту догадку подтверждали и их красноречивые взгляды в мою сторону. Мне было наплевать. Я надел успевшее запреть пальто и, хлюпая промокшей обувью, решительно двинулся назад по коридору.
Автор, как у вас интересно получается! Внутренний голос Криса просто отменно написан!
Мистика мне, правда, здесь немного странна. По крайней мере - пока. Но вы же объясните все, правда?
Жду продолжения!
)))
Ну дак какие вопросы! Насчет мистики: хочу заверить, что это прежде всего будет детектив
, а не Сверхъестественное какое-то.автор
Дорогой Автор, жду продолжения с нетерпением!!!
)))
Ооо, это моё любимое кино *_* Но музычка из Основного инстинкта, который сильно меня вдохновляет.
Ой, а я как раз детективы больше лю)))
А уж я как их люблю! Особенно эротические
я вас еще не знаю, но уже люблю!
Я вам такую историю запилю,что ночью спать не будете,бгг
добрый аффтор
А ассоциации от прочитанного все равно с Городом )) Вот с первых же строчек )
Я вам такую историю запилю,что ночью спать не будете,бгг
Будем ждать
автор, это не вы соседнюю заявку исполняете?)единственно,мне маленько не хватило подробностей собственно в НЦя не скажуу
как будто это и так не понятноединственно,мне маленько не хватило подробностей собственно в НЦ
О! Тогда у меня для вас специальное предложение
Спасибо вам огромное,милый автор,что взялись за эту заявку
Всегда готова служить народу
писарь
в пучину развратастрочить сию эротико-детективную драму.литератор
Мои тюремные шалости послужили хорошим предлогом подумать над своим поведением. Мысли целыми рваными абзацами проносились у меня в мозгу и так же на лету тлели, осыпаясь никчемной грудой праха. Я с каким-то мистическим предчувствием жадно ловил бумажные самолетики своих переживаний, облаченных в слова, хрупкие крылья мотыльков под моими пальцами превращались в перламутровую пыль. Каждое такое касание отзывалось импульсом в оголенных нервах моего кипящего, воспаленного разума. Напрасно я силился свести этот ментальный взрыв к единому логическому выводу, однако бурю помог усмирить коктейль из трех видов ликеров. Остается заполировать эту прелесть стаканчиком шотландского виски, и мир предстанет во всей своей неотразимой ясности и простоте.
У меня было время и повод поразмышлять о будущем Тома, которое я для него готовил. Сидя в глубоком мягком кресле у балкона, я слушал рев воды, галлонами обрушивающейся на мостовые города. Звук ливня напоминал мне, как пару часов назад я промокал в тюремном душе: мое пальто и брюки всё еще сохли у обогревателя. Насыщенный запах озона и пыли вместе с ноябрьским холодом наполняли гостиную, и я начинал помалу зябнуть.
Если мне удастся подтвердить версию Тома, что Джули и впрямь сама наложила на себя руки, суд оправдает его. А если нет? Вдруг он действительно окажется убийцей? Как в этом случае поступлю я?
Организовать любовничку побег? Черта с два. Лучше снова сесть на колеса или бухать, чем держать подле себя обманщика, гнусную гремучую змею. Я боялся, что не вынесу очередной лжи, сорвусь и учиню над ублюдком собственный кровавый суд. Может, даже пристрелю, как в фильме «Бешеные псы» («Прости меня, Лэрри. Я полицейский. Прости меня». Лэри приставляет пушку. Пиф-паф. Главные герои мертвы, финальные титры). Не знаю, откуда во мне взялась подобная жестокость. Говорят же: от любви до ненависти…
С горя я опрокинул заранее приготовленную пинту скотча. Ну хорошо. Довольно о грустном: подумаем об удачном варианте развития событий. Допустим, что Том невинен, аки божий агнец. Как мне прибрать его к рукам после оправдательного приговора? Вестимо, мне не терпелось поскорее заманить трепетную жертву в свое звериное логово и сделаться ее ненасытным властелином. Я не сомневался в своем таланте к убеждению и уж тем более не был обделен сексуальной мощью; я знал, где надавить на Тома и за какие рычажки подергать. Но и тут меня преследовали противоречивые мысли. Я опасался, как бы Том не оттолкнул меня. Мне не хотелось прибегать к шантажу.
Тут надо заметит, что я не всегда был таким расчетливым маньяком, каким могу показаться теперь. Я не страдаю спермотоксикозом и не подстраиваю свою жизнь под пульс крови в неудобоназываемом органе. Мои любовники не скрываются от преследования на необитаемых островах посреди Тихого океана, скорее, мне приходилось пару раз отбиваться от настойчивых приятелей на одну ночь.
У матушки-природы есть привычка сочетать несочетаемое. Ваш покорный слуга выступает ярким примером такой вот генной инженерии. Внешность моя со школьных лет обманчиво представлялась портретом этакого веселого не то регбиста, не то баскетболиста, рубахи-парня и грозы всех коротких юбчонок. Увы. Ни тем, ни другим, ни третьим я не являлся. Моя сумрачная красота, может, и стяжала внимание слабого пола, но чрезмерная серьезность, можно сказать, даже суровость неизменно отпугивала всякое нежное существо. Я был так же субтилен и любострастен, как коршун с когтями-бритвами и жадным до мертвечины клювом. Как видно, это и привело меня к стезе хладнокровного стража закона.
Я сразу понял, кем хочу быть. Пользоваться привилегиями блюстителя порядка, встать на ступень выше, олицетворять собой холодное правосудие – это по мне. Я чувствовал себя жрецом Фемиды, наделенным властью, а не дрожащей офисной крысой, сгорбленным клерком, ползающим в ногах заплывшего жиром начальника. Мне нравилось быть препоной у всяких отпетых негодяев. Меня всякий раз могли пришить, как собаку, и мне это нравилось! Я любил риск, любил потягаться с судьбой, если бы только верил в нее… Я не трясся под дулами их пистолетов, как загнанный вепрь, служить чьей-то мишенью было мне не в тягость. И только эта чертова усталость, эта хандра смогла загнать волка в его нору.
Возможно, я искал такого же волка себе на пару. Мне не нужна была семья, маленькие спиногрызы, мебель из IKEA… Понятие любви мной воспринималось не так, как большинством жителей планеты Земля. Как я уже говорил, нежность была и остается мне чужда. Даже в постели мне никогда не приходило в голову разыгрывать из себя ласкового Дон Жуана, и на чистоту, в койке я вообще не привык думать. Я и без того слишком часто сдерживаюсь.
Что касается Тома… Я и вправду надеялся, что он как-то растопит острый кусок льда, сковывающий мою грудь. Я видел в нем единственного своего соплеменника и брата, не знаю, почему. Я хотел овладеть им, как острозубый вожак с колючей щетинистой шерстью, а затем припасть к нему, слабому и меньшему, чем я, чтобы зализать на нем сочащиеся кровью раны. Будь я королем Артуром, Том был бы моим Ланселотом.
Неожиданный хлопок двери в гостиную прервал мои хмельные грезы. Проклятый сквозняк. Я зябко потер холодные руки, заставил себя подняться и по пути на кухню взял беспроводную телефонную трубку, чтобы набрать Сэма Уоррена, моего приятеля и коллеги по цеху. Я знал, что это время суток Уоррен обычно проводит в компании бутылочки бренди и свежего номера «Плей Боя». Спустя пять-шесть гудков этот рукоблуд всё же соизволил вынуть руку из штанов и нажать соответствующую кнопку телефона.
- Я надеюсь, ты отвлекаешь меня по делу? – просипел чуть поддатый голос по ту сторону связи.
- Знаешь, мне глубоко наплевать на твою занятость, дружище, но я действительно по делу, – квадратное окно в моей кухне с пыльными жалюзи, опущенными до половины, на мгновенье вспыхнуло светом проезжего автомобиля. Зыблющиеся струйки воды окрасились в желтый и вновь пропали на черном фоне оконного проема. Я посмотрел налево, где у меня был холодильник и матовая от жира плита, с досадой вспомнив, что чай-то у меня закончился.
- Выкладывай, – без особого интереса прохрипел Уоррен.
- Что ты выяснил по делу об убийстве…той дамочки?
- В Ночь Гая Фокса? – неуверенно переспросил мой приятель.
- Да.
- Ты что-то узнал, да?
- Предположим, что да. Но сначала мой вопрос.
- Если б еще я помнил! – Уоррен громко замычал, очевидно, силясь поднять свою тушу с дивана. – Документы-то в участке, у меня в столе.
- И много там материала набралось?
- Да нет. Досье девушки и того типа, которого мы задержали, фотки с места убийства, протокол, опрос свидетелей…
- Зацепки?
- Ты сам знаешь, что нет.
Я опустился одним бедром на подоконник, поднял жалюзи, открыл в металлопластиковом оконце небольшую щель наверху и закурил сигарету.
- Какие доказательства против подозреваемого?
- Кроме того, что он задержан в момент преступления? – Уоррен не заметил моего особого интереса к судьбе Хиддлстона, он не знал о моем хобби сношать предварительно заключенных в тюремных душах. Собственно, об этом никто не знал. Какого черта всяким болванам лезть в мою личную жизнь – я же полицейский!
- Да, – ответил я с привычной немногословностью, между делом поглядывая на мрачную омываемую дождем улицу с высоты третьего этажа.
- Хм-м-м, – всерьез призадумался мой напарник. – Знаешь, парень…если мне не изменяет память, то никаких. Ноль зацепок. Не заставляй меня думать на ночь глядя!
- Мотив?
- Нет! Дело – полная задница.
Я сделал очередную затяжку и потер слезящийся от дыма глаз. Тут меня осенила внезапная мысль.
- Орудие преступления?
На проводе замолчали. Видать, Уоррен был совсем озадачен.
- Чем прирезали девчонку?
- Да.
- М-м… Ножом каким-то.
- Что значит каким-то? Каким?
На сей раз пауза была еще длиннее, а ступор – еще глубже.
- Ну… Хрен его знает, каким!
- Вы не нашли нож? Ни в квартире, ни при нём?..
- Не нашли! – возмущенно перебил Уоррен. – Если б нашли, так я б и сказал! Хемсворт, чо ты мне вечер веселым делаешь?
- А то, Уоррен, что у нас, выходит, нихрена на того парня нет, если только он не Эдвард Руки-ножницы, – рука, в которой я держал сигарету, непроизвольно задрожала. – И это не самоубийство, потому что нельзя полоснуть себе по горлу, выкинуть ножик через окошко и только потом растянуться на паркете дохлым жмуриком. Это убийство, Уоррен, и как только суд освободит парня, на тебя повесят дальнейшее раскрытие этого дела. Ставлю все свои бабки на то, что ты не…
С торопливым громыханием распахнув окно настежь, я высунулся наружу, спеша получше разглядеть гребаного шпиона, однако тот засуетился, повернулся ко мне боком и понесся трусцой через темный дворик между нашими домами. Скоро он спрятался за силуэтами деревьев, детских качелей и турников. Между тем дождь уже хлынул ко мне в кухню, а лицо и руки покрылись крохотными каплями воды.
- Хемсворт, что там у тебя творится? – наконец забеспокоился Уоррен, пока я наглухо закрывал окно.
- Да так, небольшой пожар на кухне, – соврал я. – Так вот, приятель, нет никаких шансов, что ты это дело закроешь.
- Это наезд?
- Да.
- И что ты от меня хочешь? – Уоррен хотел прибавить словечко поостре, но тут, видать, ему на ум пришла иная догадка, затмившая первоначальное его намеренье, – Ты что-то нарыл, я прав?
- Н-да-а… - промямлил я, не успев определиться между вариантами говорить или не говорить напарнику правду.
- Из того парня вытянул?
- Да, есть такое.
- И что же? – впервые с интересом проговорил Уоррен.
- Знаешь, пока что это прозвучит бредом… - начал темнить я, патрулируя кухню короткими шажками. – Я бы сперва полистал досье, ознакомился со списком очевидцев… Кстати, ты не помнишь имя патологоанатома?
- Э-э… То ли Хаббер, то ли Хаббард. Но постой! Кажется, где-то был его номер.
После пятиминутного ожидания, пока Уоррен занимался поисками, мне всё-таки продиктовали номер некого Хаббера-Хаббарда, который я аккуратно записал на подвернувшейся старой газете.
- Ну теперь-то я могу лечь спать? – вяло проорал Уоррен.
- Разумеется. И не забудь прихватить с собой ту грудастую красотку.
- Какую?..
- Спокойной ночи, Уоррен, – я прервал связь и вдруг подскочил на месте от пронзительного хлопка двери. Проклятый сквозняк!
Утро после, как любят выражаться бульварные писаки, выдалось не менее дождливым, нежели вечер до. Я умудрился встать пораньше, вопреки похмелью и ломоте в суставах, и в кой-то веки не опоздал на работу. Первой моей целью был рабочий стол Уоррена, который я без стеснения обшарил в его отсутствие. Работники криминального отдела еще только подтягивались на места. Я облюбовал уютное кресло на колесиках, разложил на коленях папку с содержащимися в ней документами и набрал тот самый номер патологоанатома, который осматривал тело Джули.
- Хаббард. Слушаю вас, – так своевременно представился мой собеседник приятным басом.
- Доброе утро, сэр. Надеюсь, я не очень побеспокоил вас ранним звонком, – под руку попалась анкета с именем Тома и копией слегка удрученной фотографии с его паспорта. – Меня зовут Крис Хемсворт, я лейтенант криминального отдела местной полиции. Примерно три недели назад вы работали с телом девушки по имени Джули… - я порылся в папке, извлекая досье с фотографией убитой. – Джули Стивенс.
- Я припоминаю, мистер Хемсворт.
- Что ж. Я хотел бы получить от вас некоторую консультацию, – в руках у меня веером развернулись глянцевые снимки мертвой Джули. – Как я понял, следов борьбы не было, – белая мраморная Джули с голым, вывернутым наизнанку горлом. Гладкие нетронутые запястья и такие же голени, сизые из-за оттока крови. – И убийство прошло без малейшего сопротивления. Следовательно, не было и насилия? – китайские шелковый халат Джули, особенно пропитавшийся кровью на груди, одно плечо слегка открыто, нога небрежно отведена, слегка обнажая волосы на ее лобке. – Разве не могли быть использованы какие-то снотворные препараты, которые полностью расщепляются в крови? – последнее фото крупным планом. Рыжие волосы разбросаны по полу, лицу и плечам. Остекленевшие карие глаза смотрят перед собой широко и ясно. Теперь я сам понимаю, что об усыплении не может быть и речи. – И…чем же все-таки ее убили, – последние слова я пробормотал с утвердительной интонацией, как бы говоря с самим собой. Доктор терпеливо дослушал мой монолог до конца и спокойным голосом ответил.
- С вашего позволения, детектив, я начну по порядку. Насилия не было, жертва погибла до того, как поняла намерения убийцы. Осмелюсь предположить, что последнего она хорошо знала, очень хорошо. Вы не обнаружили следов взлома, ведь так? Мисс Стивенс добровольно впустила преступника в квартиру и провела с ним некоторое время.
- Ка-ак это понять? – окончательно запутался я.
- Вы читали заключение судмедэкспертизы? – деликатно намекнул док на то, что я сейчас туплю, и сразу перешел к сути дела. – Над убитой не было совершено никакого насилия, в том числе и сексуального, так как у нее была связь по обоюдному согласию. Во-первых, на ней не было следов спермы – а это важнейшая деталь при таких обстоятельствах. Между тем выделения организма показывают, что половой контакт все-таки был и, скорее всего, при использовании контрацептивов. Делайте выводы, детектив.
- Спа-сибо, доктор Хаббард. Вы мне очень помогли, – ответил я окостеневшим языком.
Прощальные слова доктора были заглушены наглым вмешательством моего напарника, норовившего согнать меня с места.
- Какого черты ты тут делаешь, гребаный алкаш! – завопил от рождения бесцеремонный Уоррен, насупив и без того гадкую красную рожу.
- У тебя забыл спросить, грязный онанист! – бросил я не менее грязный ответ, издевательски покачиваясь в чужом кресле.
Люди вокруг стали помалу оборачиваться: наш дуэт всегда производил такой эффект своими неповторимыми словесными перепалками. Уоррен чуть ли не швырнул на стол свой кофе и завернутый в бумагу сэндвич, смешно поправил пальто и грозно встал надо мной во всей красе своей приземистой грузной фигуры. Уоррену уже давно стукнул сороковник, но он благодаря лени и неповоротливости всё еще значился простым детективом. Я его частенько гонял, заставляя делать мою грязную работу, хотя большую ее часть этот уволень всё же нагло игнорировал, так как считал унизительным быть на побегушках у молодого хлыща. Я считал этого толстяка отвратительным, но обаятельным малым. В его редеющих русых волосах уже обозначалась плешь, а он исходил слюной по всякой сочной бабе, как прыщавый студентишка. Вторым и последним его увлечением был футбол за пенистой кружечкой пива дома или в баре. Очень редко я заставал его за игрой в дартс и бильярд (первому мешала близорукость, второму – пивной живот). Что касается должности, то Уоррен находил себя чересчур старым и немощным для «всей этой беготни», впрочем, и в молодые годы, как свидетельствовали очевидцы, Сэм не отличался особой энергичностью.
- Я почуял тебя еще на стоянке – твой стойкий ядреный перегар. – Уоррен изобразил пальцами траекторию струи воздуха, поступающую у него из носа. Ну, это было довольно обидно, потому как я правда старался перебить запах своим эксклюзивным Hugo Boss. Амбре, наверно, получилось более ядовитое, чем отрава для вредителей.
- Замолкни, старик, иначе я, так и знай, брошу твое дело и сам будешь его разгребать! – я с пренебрежением ткнул в напарника папкой того самого дела и ловко соскочил с его кресла.
- То-то же! – Уоррен развернул свой завтрак и самодовольно погрузился в отвоеванное им место. – И с какой стати это мое дело? Помнится, мы работали в паре.
- А с такой, что из нас двоих я – лейтенант, а ты – детектив. Выполнение технической стороны…
- Не царское это дело, – перебил Уоррен, пережевывая большой шмат сэндвича, склонившись над столом. – Конечно, сэр. Кто я такой, чтобы спорить?
- Так, ладно. Дел по горло, я и так угробил на тебя кучу времени.
Я сунул папку под мышку и помаршировал в свой кабинет, слыша в спину напутственное «проваливай, большой босс».
Говоря откровенно, я не столько торопился заняться деталями нашего с Уорреном дела, как был расстроен, взбешен, выбит из колеи тем, что сказал мне доктор Хаббард. Я не знаю, чем ты порешил ее, Том, но ты трахался с ней. Ты врал мне, сучонок, и я тебе отомщу. Ох как ты у меня заговоришь, когда я за тебя возьмусь! Ты у меня мадригалы петь будешь!
Тот роковой четверг был полон сюрпризов. Меня любезно оповестили, что через три дня Томушке назначен суд, а значит, я должен привести все доказательства его вины в надлежащее состояние. Сердце мое обливалось ядом и горечью. Я знал, как поступлю. Я бредил им, но я не дам ему избежать ответственности.
Чтобы наотрез покончить с сомнениями, мне оставалось только посвятить эти три мучительных дня поиску улик. Задачу мне существенно облегчало то, что осмотр места преступления, к примеру, заранее имел свою цель. Я ожидал там найти то, что переубедит меня, или то, что твердо укрепит мои предположения.
Однокомнатная квартирка Джули размещалась в прелестном районе города, где бабушки-одуванчики нянчили в каких-то кукольных двориках своих не менее пушистых маленьких внучат. Ее четырехэтажный дом находился в блоке из четырех опять же повернутых друг к другу домов. В центре этого магического квадрата размещался то ли парк, то ли сад (садовый парк!) с обилием кованых скамеечек, песочниц, качелек и других премилых семейных атрибутов. Нынче стояла поздняя осень, и с деревьев опала листва, так что в купе с пасмурным серым небом пейзажик складывался романтично-меланхоличный. Я поднялся на последний этаж с помощью лифта и без препятствий вошел в опечатанную квартиру.
Оставалась крохотная надежда на ее ноутбук. Я, обливаясь потом, хищно склонился над столом, открыл компьютер и уже нацелился отбивать чечетку всеми пальцами рук, как внезапно система запросила у меня пароль для доступа. Упс-ай. Имя девушки решительно не проканало. Ненавистное мне имя Хиддлстона – тоже. Комбинация из четырех первых букв клавиатуры – аналогично. Отчаявшись обмануть систему, я просто отсоединил ноутбук от сети и забрал его с собой, надеясь, что тот мне еще послужит.
Нет, зря я грешил на сыщиков и понятых. Квартира была пуста, как и моя никчемная жизнь без Тома. Я снова напился, теперь уже вдрызг, так что к вечеру меня нельзя было отличит от моего ленивого слюнявого пса. Селяви, мсье Хемсворт, селяви. Комси-комса.
В обозначенный день я прибыл в здание суда, причесан, надушен, одет в свой лучший выходной костюм, короче, неотразим. Мне хотелось ослепить Тома хотя бы своим блеском, так как выцарапать ему глаза мне бы не дали бдительные конвоиры. Уоррена со мною не было, и здесь уместно было бы сказать, почему я избегал посвящать напарника во все (включая наиважнейшие) детали расследования. Такому пренебрежению с моей стороны служили две причины: первая – я хотел сам решить исход дела, то есть никто не мог помешать мне осудить или же оправдать Тома; вторая – Уоррен умел здорово портить кровь. Я понимал, что это показушное заседание держится целиком и полностью на мне. Всё, что мне требовалось – отыграть блестяще отрепетированную, лично мною сочиненную роль. И тебе, Том, я этот последний спектакль торжественно посвящаю.
Его ввели, как и полагается, последним. Зал был довольно просторный, так что мы глядели друг на друга издалека. В какой-то миг мне было его жаль. Казалось, не он меня провел, а я – его. Это было «не настоящее» заседание. Обычно суд канителился, растягивая процесс на долгие месяцы. Зачитать приговор, принять апелляцию, назначить адвоката, назначить дату слушания… Всё это долго, нудно и, как правило, бессмысленно. Я поправил галстук и манжеты, разложил перед собой небольшую стопку документов и приготовился к действу.
Судья поприветствовал публику, огласил все стандартные формальности и начал беседовать с Томом. Тот отвечал с явной дрожью в голосе, а то и вовсе молчаливо кивал головой. Зачитали подробности дела, попросили парочку свидетелей (столетняя беззубая бабушка и моложавая домохозяйка, кажется, подруга Джули). В зале сидела мама Хиддлстона, но так тихо и безропотно, что о ней и не подумали вспомнить. Плохо, я бы попросил ее также в свидетели, но с этим потом. Помощница председателя долго читала всякие подтверждения свидетельских показаний, медицинские заключения, словом, лила воду. Наконец очередь подошла и ко мне.
- Слово предоставляется лейтенанту Крису Хемсворту, главному уполномоченному по делу об убийстве.
И тут все, наверное, ждали от меня жестокого и беспощадного вердикта. Я склонил голову на бок, аккуратно перебрал свои документы и изрек следующую пронзительно-короткую речь:
- Господа присяжные заседатели, Ваша Честь. Улики на месте преступления, а точнее, их полное отсутствие указывают на непричастность мистера Хиддлстона, так как при нем не было никакого предмета, которым он мог бы орудовать. Также неясен мотив убийства и весьма расплывчаты свидетельские показания, в которых говориться лишь о частых посещениях обвиняемым квартиры мисс Стивенс и то, что он был замечен при последнем визите. Нет и опровержений словам мистера Хиддлстона о том, что он обнаружил покойную уже, так сказать, покойной. Также я попрошу Вашу Честь пригласить в свидетели мать подсудимого, которая присутствует в этом зале. У меня всё.
Заменой восклицаниям и шквалу аплодисментов мне послужило гробовое молчание ошеломленной толпы. Я искренне насладился робкой, но такой трогательной речью Томовой старушки, пока он сам, оглушенный моими громогласными словами, глазел то на меня, то на мать, то снова на меня. Он не верил тому, что я действительно встану на его защиту или по крайней мере исполню свое обещание так быстро. Спектакль был окончен. Суд признал Тома освобожденным за недостатком улик и его, жалкого и умилительно-прекрасного, отпустили на вольную волюшку, даром что прямо на входе его ждал тюремщик совсем иного рода.
Он смотрел на меня безмолвно, то ли с благодарностью, то ли с затаенным страхом, то ли (помилуй, боже!) с любовью. Одной рукой он обнимал за плечо крохотную мать. Ну просто жертвы нацистских репрессий! Я был величав и победоносно-неотразим. Маменька воспользовалась подвернувшейся паузой и зашлась благодарностями на все лады.
- О, как вы нас выручили, сэр! Вам просто цены нет! Я так счастлива, так благодарна, что этот кошмар закончился! Я думала, что не перенесу! Я думала, что потеряю моего Томми! О! О! Пусть бог хранит вас! Мы не забудем вам этой услуги, сэр!
Она не договорила. Моя тяжелая рука легла на плечо Тома – коршун схватил добычу. С непроницаемой улыбкой я привлек крысеныша поближе и интуитивно дал ему понять, мол, настал твой час, сын, прощайся с матерью, ибо Демон Ночи увлекает тебя в преисподнюю на вечную службу. Если бы можно было передать тот миг, когда я осознал свою безоговорочную власть! Я обнимал Тома за спину так невесомо, но этого было достаточно, чтобы без особых объяснений (с его стороны) отнять у растерянной матери ее драгоценное чадо и преспокойно увести в неназванном направлении. Я был ужасен, я был коварен, я был абсолютно счастлив.
Да, богу не нужно оглашать своему пленнику о мотивах и намерениях его царственной особы. Зевс не отчитывался перед Ганимедом, когда унес его на своих крыльях в туманные чертоги Олимпа. Так вот, мой раб был помещен на соседнее кресло машины подле меня и мы беспрепятственно тронулись с обочины, где ранее припарковался я и все остальные неместные участники судебного слушания.
- У тебя тут бульдо-ожек, – с интересом отметил Том, оборачиваясь на заднее сидение, где и вправду ждал меня мой дружелюбный пес.
- Это Хемингуэй.
Том засмеялся.
- Наверное, книжка очень кстати подвернулась.
- Ну… - он был прав, фантазии в придумывании собачьих имен я был лишен напрочь.
Хемингуэй радостно захрюкал и забрался лапами между нашими сидениями, чтобы как следует обслюнявить своего нового знакомца.
- Хем, фу!
Том принялся трепать собаку за толстые сморщенные щеки, при этом издавая различные кривляния.
- Ты в порядке?
- Да. Спасибо, – ответил Том, садясь ровнее. Голос его был равнодушен, как и вид в целом. Расточать благодарности он не торопился, по-видимому, надеясь, что мы сочтемся немного позже, когда прибудем на место. И правильно надеялся.
По пути я набрал Уоррена, для которого у меня было несколько инструкций:
- Старик, бросай все дела, у меня есть для тебя задание. Выезжай сейчас, пока не стемнело. Запомни, нет, лучше запиши: Билдер-стрит, дом 25-Б, квартира 42, этаж четвертый. Впрочем, на ключах номер дома и квартиры записан, найдешь их в маленьком ящике моего стола. Слушай дальше. Как только приедешь туда, выйди на балкон – он там один, – и хорошенько осмотрись. Я имею ввиду не сам балкон, а улицу. Прикинь глазом, как далеко можно зашвырнуть тяжелый предмет (не холодильник, а тот, что помещается в руке). – Я мельком глянул на Тома. Тот все еще бесцветно смотрел перед собой. – Короче, изучи территорию под балконом и прилегающий к ней двор. Я знаю, что собаки там уже всё перенюхали и перерыли – это не помогло. Спустись сам, погуляй там между клумбами и песочницами, расспроси мамаш, которые выгуливают детишек: глядишь, заприметили чего-нибудь. Может, мелюзга какая-то нашла… О! Опроси дворника. В общем…не в сортир же его спустили. Поработай, Уоррен, а отчитаешься мне завтра, лады? Ну всё, заткнись. До скорого.
Мы с Томом прошествовали на кухню, развернули свои покупки и расселись по плетеным креслам. Лапшу мы запивали пивом и заедали имбирем – весьма специфическая еда с мыльным привкусом, но со временем привыкаешь. Уничтожив две пачки макарон, третью я скармливал псу небольшими порциями, намотанными на палочки. Том же покончил со своей первой и всё не решался взяться за вторую пачку.
- Не-не, ты наедайся, – настойчиво порекомендовал я, ибо Тому предстояла изнурительная и наверняка долгая вольная борьба в койке.
Доев вторую порцию, Том сыто икнул и откинулся в высокое кресло.
- Чего еще не хватает для полного счастья? – лукаво поинтересовался я.
- Горячего душа, – признался Том, не разлепляя век.
- Пожалуйста. Ванная рядом.
Том удалился купаться. Я взглянул на настенные часы – время было полчетвертого. Затем я избавился от своей нарядной белой рубашки, носков и остался в плотных габардиновых брюках и майке. В кармане у меня была пачка презервативов с изображением блядоватой сисястой красотки. Натуральный латекс в силиконовой смазке, гладкая структура для самых природных ощущений! Такая гладкая, как кожа свежеубиенных детей Республики Зимбабве. Да шучу я, шучу. Что вы, в самом деле?..
Хемингуэй прибежал ко мне и начал тыкаться мне в ногу большой головой.
- Что, кабанчик? Не устал еще? Ну-ка пойдем, – я отвел собаку на балкон, поиграл с ней какое-то время и там же запер. Не хотелось бы, чтобы Хем маленький мешал Хему большому придаваться своим человечьим утехам, хоть пес в свою очередь тоже был отменным кобельком – покушался не только на всех дворовых сучек, но и на соседского кота.
На улице еще не начало темнеть, а гостиная уже погрузилась в густой полумрак. Я с соблазном оглядел свой буфет, забитый подаренными бутылками какого хочешь пойла. Что-что, а об этом моем пристрастии люди знали. Я думал даже расставить алкоголь по определенной градации: от меньшего градуса к большему, чтобы не так ужираться, но, вот незадача, мне каждый раз хотелось то хлебнуть ликерчика, то побаловаться коньячком, а то и насладиться шикарным вином крепкой выдержки. С желаниям не поспоришь, даром что символичный бокальчик перед сном частенько заканчивался обильными возлияниями вискаря, которого у меня было всегда навалом.
Пока я миловался с бутылочкой абрикосового бренди пятилетней выдержки, Том, окутываемый шлейфом банных паров, выступил из ванной в костюме Адама, тихонько заглянул в кухню, обнаружил, что меня там нет и, повернувшись к гостиной, встретился со мной взглядом. Я сглотнул горькую от бренди и желания слюну, опустил бутылку на тот самый стеклянный столик и медленно направился к моему обнаженному соблазнителю. Том неуверенно двинулся мне навстречу, потом вдруг сорвался и буквально упал в мои крепкие объятья. Жарко облобызав его уста, я схватил Тома за плечи и оттеснил в сторону спальни. Споткнувшись о порожек, мой неловкий любовник прижался ко мне плотней, задевая мое бедро своей напрягшейся крайней плотью. Я снова дернул Тома на себя и на этот раз завладел его ртом чуть более, чем на краткий миг, за одно облапив как следует его влажные бока и теплые ягодицы. Напоследок я засосал парня любимым способом, так что сначала он аж задрожал от наслаждения, а после поцелуя перестал чувствовать собственный язык. Воспользовавшись секундным замешательством, я без особой нежности развернул Тома к кровати, схватил за шею, как котенка, пихнул вперед и тут же опрокинул в глубину перин, прежде чем тот успел опомниться. Том собрался выказать возмущение, но вместо этого был уткнут лицом в пухлые шелковые подушки. Тяжесть моей каменной руки умножилась тяжестью крепких бедер. Пока я удерживал свою жертву от лишних телодвижений, одна рука вынула из-за пазухи пару наручников, которые приковали правое запястье Тома к одному из железных прутьев. После недолгой борьбы, я поймал и левое запястье – еще одна пара наручников, еще один извилистый железный прут. И последний штрих – кожаный кляп из секс-шопа с металлическими нашивками и тонким ремешком.
Я поднялся с Томовой спины и позволил себе немного размяться, неторопливо расхаживая по комнате и заодно снимая лишнюю одежду и наручные часы. Том утробно рычал, вгрызаясь зубами в резиновую помеху, и загнанно поглядывал в мою сторону, поворачивая голову то так, то эдак. Я облачился в бесподобно-гладкий (nec plus ultra) презерватив, остальную пачку прихватил с собой и вернулся к начатой пыточной процедуре.
Сцена эта время от времени всплывает в моем мозгу, будоража и без того больное воображение. Я хоть и был слегка поддат, но тем лучше запомнил все грязные подробности того, что мне пришлось сделать с Томом. Я говорю «пришлось», потому что таким способом я хотел выяснить всю подноготную из первых уст. Как видно, в первый раз я недостаточно на него надавил – теперь же я буду максимально убедителен.
Почувствовав, что «папочка вернулся», Том перестал ерзать ногами и затих, перейдя на спокойное пыхтение. Я лег на него сверху, оставляя впрочем некоторое свободное пространство, и сомкнул зубы на чужом открытом предплечье. Я уделил несколько времени этому укусу, нежно зализывая крошечные борозды и вновь тревожа их своими зубами. Потом провел дорожку вверх по позвоночнику от лопаток к загривку и прикусил кожу с другой стороны. На сей раз я действовал грубее и дольше. Том с тревожного сопения перешел на откровенный скулёж. Я, как сытая пиявка, отлип от его спины, рассматривая сине-розовый засос с парой капелек только что выступившей крови. Сердце Тома подо мной туго и неистово билось, его голова немощно уткнулась в подушки. Мои руки с талии любовника скользнули к его узким бедрам, я сполз вниз, налегая языком на расселину его ягодиц. Несколько круговых движений самым кончиком языка по сомкнутой плоти. Так же быстро я вновь оказался на нем, и вот уже мой узник приподнимался на коленях, прижимаясь спиной к моей груди, пока рука моя держала его снизу, смыкаясь на мужском слабом месте. Он дал мне войти в себя свободно и глубоко. Я начал двигаться медленно, но сильно, раскачиваясь, набирая обороты и заставляя моего ненаглядного бесстыдно вздыхать, забыв о своих оковах.
Я трахал его действительно долго, всеми способами удерживаясь от того, чтобы кончить; и всё же пришлось сменить три резинки. Я налегал на него всем весом, искусывая всю спину и плечи, я чередовал медленные толчки с быстрыми и короткими, я ставил его на четвереньки и брал со всей грубостью и напором, я приподнимал его над постелью, крепко держа за яйца и горячо дыша в самое ухо… Короче говоря, я использовал все доступные позы. К концу экзекуции простыня под нами смялась и почти сползла, а бледная спина Тома горела россыпью красных следов моей страсти. Я взглянул в окно и не поверил глазам: стояла глубокая ночь. Комната наполнилась тяжелым запахом пота и секса. Я включил тусклый свет ночника на прикроватной тумбочке и посмотрел в лицо Тома. Он напряженно вытянул шею, задрав голову так высоко, как мог, дыхание его истерически дрожало, глаза смотрели перед собой исступленно и в то же время напугано. Его короткие волосы растрепались, свалялись и прилипли к взмокшему лбу и шее несколькими вьющимися прядками. Под полоской кожаного кляпа, полностью скрывавшей его губы, вниз по подбородку стекала прозрачная ниточка слюны. Я вновь оседлал Тома, поставив колени по обеим сторонам его бедер, и расстегнул ремешок на его затылке, потом придержал за челюсть и аккуратно извлек скользкий от слюны резиновый шарик. Том посмотрел на меня с необычайным оживлением, но был не в состоянии что-либо сказать. Поэтому сказал я.
Он был ошеломлен. Прежде чем понять суть вопроса, его мозг воспринял голый факт – и отверг его. Я специально довел Тома до такого состояния, когда он не сможет предварительно обдумать ответ. Том залепетал «нет, нет, нет», мотая головой и быстро двигая глазами. У меня было время еще на несколько вопросов, прежде чем он придет в себя.
- Ты не убивал ее?
- Нет, нет!
Я умолк в полном замешательстве, не зная, о чем еще можно спросить Тома. Наконец, я придумал третий вопрос:
- Ты не врал мне?
- Нет.
Я отпустил плечо Тома, которое бессознательно сжимал всё это время, и сошел на пол. В голове моей творилось черт-те что: Том не убивал Джули? Том ничего не знает? Но кто тогда стоит за всем этим? Машинально я нашел свои брюки и ключи от наручников в них, обошел Тома с двух сторон и расстегнул стальные браслеты. Затем я скрылся на кухне и прождал там еще полчаса, пока Том набрался сил подняться, дойти до ванной и привести себя в порядок. На часах было девять вечера.
Я пошел в ванную посмотреть, что с Томом. Дверь была не заперта. Он стоял на нетвердых ногах, опираясь одной рукой на раковину и мелко дрожа. Мы посмотрели друг на друга в тревожном недоумении и он сказал, как напуганный сын говорит маме: «Крис, у меня кровь идет», – и показал руку с испачканными кровью пальцами.
Прослушать или скачать Moulin Rouge - El Tango de бесплатно на Простоплеер
Даже слов нет...
Особо впечатлительный просто в шоке XDD
Примыкайте к нашей дружной компании
сочинитель
З.Ы.Уважаемый автор,простите мое молчание,родственничкам срочно понадобилась моя помощь на сельхозработах
Ну, что я могу сказать
Меня прет.Отношения там будут мягко говоря нетипичные, все в полном недоумении: и Том,и Крис, и автор.,родственничкам срочно понадобилась моя помощь на сельхозработах
Огуречики поливаем?